Бонус - Страница 64

Даже не поздоровался. Хам трамвайный. Оглядел лишь на предмет целостности фигур и нехромания ног. Явно зацепившись глазом о мой усовершенствованный комбез. И тут же скомандовал:

— За мной, бегом – марш! — Это он нам с Жидовым.

Сквозим по дороге. Ни фига себе, куда садились. Увидь раньше – умер бы в воздухе, до посадки. От одного лишь осознания абсолютной завершённости жизненного пути. Спина Катилюса мерно покачивается чуть впереди. Этот бегать умеет. Костик – нет. Ничего. Стянув с разгорячённой башки успевший уже основательно пропотеть лётный шлем, легко заставляю перейти на привычную – мне – волчью трусцу. Рекордов так не поставишь, но если нужно, особенно с нагрузкой, пёхом преодолеть максимум расстояния за минимум времени, сохранив, к тому же, боеспособность, то – только так. Главное, когда бежишь, о беге не думать. Лучше всего о бабах…

Но женский пол на данный момент категорически не актуален, поэтому разбираю нынешний ребус. Какие-то тела валялись ещё рядом с ТБ. Аккуратненько так связанные и с кляпами. Аж целых три штуки. Одно определённо в офицерской форме. Фельдграу, разумеется. А ещё два… не в генеральской ли? Тогда это улов. Удача века. Значицца, понимаю так. Прельстившись лаврами "бранденбургов", некий такой вот завистливый старлей кровавой гэбни переодевает свою разведгруппу, без ложной скромности, в эсэсовскую полевую форму. Где взял – где взял… Купил! Потом, разжившись неведомо где офицером и парочкой генералов, вызывает транспортник на Именин. Предусмотрительный. Небось, в нашу форму переоделся ещё там – на всякий такой вот разный случай. Нас же сейчас задействовал, поскольку не хватало только гэбэшнику ещё и вооружённых эсэсовцев с собою таскать. Народ нервный стал. По и без того очень даже неспокойным тылам нашим. Ладно. С этим понятно. Детали – потом.

Сначала лесом, потом мимо железнодорожного тупика, буквально заставленного штабелями, большей частью ящиками, в которых самолёты транспортируют, потом вдоль железки, потом направо, по переезду, через несколько путей, на дорогу. Без малого шоссе. В приличном состоянии. Не так чтобы очень забито беженцами. А то насмотрелся, летая-то. Не потому, что рано – война режим дня плохо соблюдает – просто ведёт немного не туда. На Ляховицы, судя по карте. Рокада.

В синеве белая полоса. Сначала двойная, затем сходится в одну и вскоре истаивает. Не так чтобы очень высоко, значит. Тысячах на семи. Разведчик. Разумеется, немецкий. Похоже на "дорнье". Do.217R, наверное. Высматривает. Не по нашу ли душу? С той высоты побитый ТБ как на ладони. Даже если фюзеляж отдельно, а крылья отдельно.

Вдалеке по рокаде топает где-то, примерно, рота. В сторону к городу. То есть туда, где стреляют. Цырики впечатления не производят. Преимущественно в возрасте, вооружены кое-как и не все. Командир, юный белобрысый политрук, впрочем, вид имеет довольно бравый. Катилюс вышел, поднимает руку – тот насторожился. Что-то скомандовал – колонна быстро рассредоточилась по обочине, выставившись на нас оружием. Тем, что имелось. Трёхлинейки. Десятка три, пожалуй. Понаслушались, наверное, про диверсантов. Но, в общем-то, правильно. Бдить надо. Политрук подходит. Курносый. Весь из себя по форме и даже отглаженный. Катилюс представляется. Подумав, тот представляется в ответ.

— Комсорг 107-го стрелкового полка политрук Кирьяков.

— Политрук? Тогда вам должно быть знакомо… вот это.

Вытаскивает из-за пазуху и протягивает насторожившемуся было парню какую-то бумагу. Потом удостоверение. Политрук, внимательно просмотрев всё, кивает. То и дело постреливая серенькими мышатами глаз в сторону моей нестандартной кобуры.

— Поступаете в моё распоряжение. Вопросы?

— Имею приказ выдвигаться в направлении железнодорожного вокзала. Там ждут.

— Политрук, вы читать умеете? — голос холоден и вроде как скучен, — поступаете в моё распоряжение. Чтобы окончательно снять все вопросы – мы диверсанты. Не немецкие, советские. Задание наиответственнейшее. Должно быть выполнено любой ценой.

Политрук, радостно козырнув, отправился поднимать своих. Видно, не очень ему климатило идти туда, где стреляют. Но шёл же… Тем временем подходит запыхавшийся Жидов. И тут же отправляется обратно – сопроводить сводную, как выяснилось, роту штаба 107-го стрелкового полка. Собрали, видимо, что было – ездовых, поваров, сверчков по обозам да складам – и воевать. Во главе с храбрым соколом-комсоргом. Отделению с мосинками Катилюс велел остаться. На всякий случай. Вопреки сложившемуся в моё время мнению, проявлений трусости наблюдал до сих пор мало. Неумения, неготовности к войне, местами паники даже – этого сколько угодно, и так, и из рассказов. Но трусости и предательства – не было. Почти.

Помню, был у нас, в школе когда ещё, историк. Не так чтобы очень молодой, но инфантильно юный сердцем. Демократ. По его выходило, кадровая армия в Отечественную вообще номер отбывала. Сплошь трусы, пьяницы, безграмотные сапоги, паникёры. Но это только те, кто не вовсе предатели. А войну – по его просвещённому мнению – выиграли такие вот учителя-историки – при этом гордо выпячивал цыплячью грудь – призванные из запаса. Полагаю, по молодости отбыл два года партизаном, и кадровые слегка почморили мальчика. Дав ощутить собственную неполноценность и непригодность к чему бы то ни было. И нанеся тем самым смертельную обиду так никогда и не сформировавшейся психике. Действительно, он и как преподаватель мало чего стоил. Стоило подвести к любимой теме, забывал обо всём и начинал изгаляться глухарём на току. Минут на двадцать, как правило, не меньше. Одно и то же. Этим пользовались совершенно беззастенчиво и бессовестно. У нас это называлось – "завести грамофон". В конце концов его Лизка Феклистова захомутала, прости господи из параллельного класса. Наши девочки сплетничали, на спор, мол. Ей тогда шестнадцати ещё не было, беременность… Может быть даже и от будущего муженька. Чем чёрт не шутит, когда бог спит…